солипсическое

Бесы танцуют в саду. И хоровод теней
Скачет туда-сюда. Слышу глухие стоны.
Умер в четвёртый раз. Сколько ещё смертей?
Кровью умеют плакать одни иконы,

Я не умею вовсе. Крики и шум вокруг.
В пламени от костра обжигаю руки.
Вместе со мною старый и верный друг
Он, как и я, обречённый судьбой на муки,

Медленно сходит с ума на закате дня.
Я разбиваю зеркало и остаюсь один.
Я остаюсь один, и языки огня
Лижут гнилые рамы былых картин,

И под моими ногами горит Герника.
Треск от костра заглушает сердечный стук.
Я затыкаю уши, не слышав крика
С собственных уст от обожженных рук.

Ветер задул огонь, словно свечку в храме.
Бесам наскучили пляски и звонкий смех.
Ева, совсем позабыв о своём Адаме,
Вместе со змеем вкусив первородный грех,

Спустилась на землю, покинув пределы Рая.
Упала звезда, освещая тернистый путь.
Упала звезда, по пути одиноко сгорая,
Надеясь, что светит хотя бы кому-нибудь.

Я уходил из сада земных наслаждений,
Вверх по бобовому стеблю, к небу, туда
Где меж облаков мелькали обрывки видений,
Где плыли тяжелые тучи, как будто суда

Плывут по волнам в чертог самого Посейдона,
Плывут или камнем уходят на зыбкое дно.
Я полз, ощущая холодную гладь небосклона,
Карабкался вверх, но дойти было не суждено.

Нервы натянуты, словно тончайшая струнка,
Но кто-то столкнул меня вниз у самого края.
Я уши зажал, словно люди с полотен Мунка,
И кубарем падал всё дальше и дальше от Рая.

Упал, а вокруг пепелище, сгоревший стебель,
И нет никого - и бесов, и ангелов нет.
Сгорели картины, ковры, гобелены, мебель.
Рассыпался пеплом и Старый, и Новый Завет.

Стою, словно пугало в поле, и запах гари,
Так непохож на воздух у облаков.
Всё, что имел, потеряно при пожаре,
Осталось лишь дюжина ссадин и синяков.

И где-то вдали слышу чей-то отчаянный крик.
Плачет и стонет не бес, но голая дева.
И я вспоминаю, что было, на краткий миг.
Я закрываю глаза. Я бегу к тебе, Ева.

Нас не узнать. И прошлое позабыто,
Хотя я и раньше видел тебя нагой.
Дверца назад навеки теперь закрыта,
Я всё позабыл. Я обрёл желанный покой.

Ветер порвал в ошмётки остатки крика.
Я, не заметив яблока под ногой,
Раздавил его сам, и единственная улика
Исчезла навеки под выгоревшей травой.